Неужели?! Да, скверное предчувствие не обмануло Бурцева. Вестфалец проигнорировал знатных дам, проехал мимо зардевшихся простолюдинок, а затем… Торжественно и почтительно рыцарь возложил корону к ногам Аделаиды.

Вот так-так! С каждым разом все веселее и веселее получается! Нет, этот благородный герой-любовник точно дождется, что ему накостыляют по шее.

— Рад видеть вас здесь, прекраснейшая Агделайда из Кракова! — громко произнес немец.

— Агделайда! Агделайда! Агделайда! — эхом отозвалась толпа.

Как же! Прославленное имя красавицы не нуждалось в переводе на немецкий! Благородный рыцарь отдает венец королевы турнира не кому-нибудь, а своей возлюбленной, за которую только что бился насмерть.

Знатные дамы Хелмно пунцовели и скрипели зубами от злости. Но на них снова никто не смотрел. Все взгляды были устремлены на жену Бурцева — прелестную девушку в неброской дорожной одежде, врядли кто-то догадывался, что в таком наряде на людях объявилась сама дочь Лешко Белого, малопольская княжна Агделайда Краковская. И все же Бурцеву стало не по себе. Сейчас повышенное внимание к их персонам крайне нежелательно.

Аделаида же ничуть не смутилась. Полячка приосанилась, благодарно кивнула фон Бербергу, величественно подняла коронообразную жестянку с земли. И… турнирный венец лег поверх шапочки-филлета княжны.

Счастливая улыбка озарила лицо девушки и отразилась вокруг радостно-восторженными оскалами. Все! Королева турнира избрана. Толпа довольно загудела, забурлила. Благодаря Фридриху фон Бербергу Аделаида наконец добилась того, чего так давно и страстно желала, — выйти в свет, быть в центре всеобщего внимания, вызывать ликование черни, зависть знатных дам и восхищение благородных рыцарей.

Сердце Бурцева бешено колотилось о ребра. Билось так, что, наверное, кольчуга на груди ходуном ходила. Радоваться и гордиться? Куда там! Сердце возвещало потерю любимой. Строить напрасные иллюзии не нужно. Он прекрасно видел, как меняется его милая Аделаидка под этой смешной жестяной коронкой. Вновь в княжне заговорила гордая шляхетская кровь. Вернулись былое высокомерие и надменность. Губки капризно поджались. А когда польская панночка бросила мимолетный взгляд на мужа — презрительно скривились. Ну, что ж, спасибо тебе, малышка!

Это трудно объяснить, но просто понять. Бурцев чувствовал, как Аделаида, стоявшая совсем рядом — руку протяни и дотронешься, невероятным образом удалялась от него, скрывалась за невидимой, но неприступной стеной холодного отчуждения. Началось, конечно, все не здесь и не сейчас. Но вот результат: величественная, недостижимая Аделаида ведет себя совсем как раньше, когда он в глазах княжны был всего лишь простым и никчемным смердом. Оказывается, поворачивать вредя вспять способны не только магические башни арийских колдунов…

Глава 39

Толпа шумела. Гордый подбородок и прелестный носик дочери Лешко Белого возносился все выше и выше. Эх, Аделаида, Аделаида! Слава мимолетна, тем более слава турнирной королевы на час. Да только кто ж об этом думает в минуту триумфа? И в славе ли одной дело? Нет конечно! Все цело в треклятом Фридрихе фон Берберге — Аделаида так и пожирает его обожающим взглядом.

А галантный вестфалец все не поднимал опущенного к ногам княжны копья и не думал отъезжать от ристалищной ограды.

— Что желает благородный рыцарь?

Она еще спрашивает?! Чего он желает?! Да слепому видно чего! Бурцев держал себя в руках из последних сил. Мало того, что весь народ уже пялился на Аделаиду, не хватало еще и ему привлекать тевтонское внимание.

Фридрих фон Берберг ждал вопроса полячки. Ответил он незамедлительно:

— Я прошу вас дать мне что-нибудь взамен турнирного венца, прекрасная Агделайда. Какой-нибудь предмет вашей одежды, чтобы я мог хранить его вечно или, подвязав к шлему, идти с ним на битву.

Да что он себе позволяет, этот фриц недорезанный! При чем тут одежда чужой жены? Стриптиза ему захотелось, что ли? Бурцев все же встал между ними:

— Не смей, Аделаида!

Любимые зеленые глаза окатили его таким презрением, такой ненавистью…

— А в чем, собственно, дело, Вацлав? Благородный Фридрих фон Берберг объявил меня дамой сердца и…

— Ты, между прочим, замужем, Аделаида.

— Так и что? Многие рыцари выбирают в дамы сердца чужих жен и даже почтенных матрон с детьми. А потом в странствиях неустанно прославляют их красоту и совершают подвиги в их честь.

Люди вокруг в недоумении взирали на их перепалку. Копье в руках фон Берберга чуть подрагивало.

— Вы что тут, все с ума посходили?

— А по-моему, безумен как раз ты! — Аделаида с дурацкой жестянкой на голове подбоченилась совсем уж не по-княжески. — Разве тебе не хочется, чтобы благородный рыцарь прославлял мою красоту?

— Ты знаешь, не испытываю ни малейшего желания.

— Ах, так! Тогда вот…

Аделаида приподняла венец королевы, рванула с головы шапочку. Не рассчитала малость — головной убор упал в затоптанный снег. В руках княжны осталась лишь зеленая ленточка, крепившая филлет под подбородком. Полсекунды ушло на размышление. Затем полячка решительно отпихнула ногой испачканную шапочку и ловко повязала к склоненному и окровавленному наконечнику копья фон Берберга чистую ленту.

Вестфалец благодарно улыбнулся.

Аделаида улыбалась злорадно:

— Вот так-то, Вацлав!

Жестяная коронка лежала теперь на распущенных русых волосах. Тех самых, что так нравилось гладить Бурцеву. А теперь в любимых волосах путался холодный ветер.

И вдруг он понял все! Сама по себе сорванная шапочка — ерунда. Ленточка на копье — тоже фигня! Длинные русые волосы, разметавшиеся на ветру и перехваченные сверху лишь обручем турнирного венца, — вот он, настоящий подарок! Замужние женщины не должны появляться на людях с непокрытой головой. Обруч же или венок на распущенных волосах носят только незамужние девицы. Ясно же, ясно все, как день: строптивая княжна дает понять, что между ними все кончено. Она больше не желает считать Бурцева своим мужем, а себя — его женой.

— Я уже говорила тебе, что думаю по поводу нашего так называемого брака, — прошипела Аделаида на прощание. — Разбойничья свадьба и жизнь вечной скиталицы — это все-таки не по мне, Вацлав. Так что прощай!

Совсем по-детски — как же это нелепо и неуместно сейчас! — княжна показала ему язык. Затем — пока он стоял ошарашенный, убитый и раздавленный ее заявлением — Аделаида нырнула за ограждения и в сопровождении конного фон Берберга решительно зашагала через ристалищное поле к трибунам знати. Ибо место королевы турнира — там.

Е-о-оп-с-с-с! Бурцев наконец спохватился. Уводят же! Жену уводят средь бела дня! Его любимую милую Аделаидку!

— Куда?!

Он вскочил на коня. Плевать на осторожность! Плевать на гештех! Плевать на отсутствие копья! Топхельм — на голову. Меч — из ножен. Прочь с дороги! Все!

Испуганный народец прыснул в стороны. Многострадальная ограда вновь рухнула под копытами взвившегося на дыбы жеребца.

— Фон Берберг! — проревел Бурцев из-под шлема. — Я вызываю!

Вестфалец развернул коня. Насмешливый взгляд, торжествующая улыбочка…

— Разве ты не согласен с тем, что Агделайда Краковская — прекраснейшая из женщин, несчастный?!

— Я не согласен с тем, что ее лента висит на твоем копье!

Фон Берберг кивнул:

— Вызов принят. Но ты уж подожди, пока я провожу королеву турнира на соответствующее ее положению и красоте место. Таковы правила. И потом… Я не вижу у тебя копья.

— Будем сражаться на мечах. Клинок у меня имеется.

Вестфалец улыбался все шире, все злее:

— Вообще-то я мог бы купить для тебя копье, раз уж тайные рыцари у нас такие бедные.

Бурцев негодовал. Вот ведь гад, еще и бедностью попрекает!

— Спасибо, обойдусь мечом!

— Жаль. Гештех боевых копий без коронелей — благородное состязание.

— Рубка на мечах — тоже достойное занятие, фон Берберг! У нас будут не тупые турнирные, а заточенные мечи.