Бурангул с Дмитрием порадовали. Порыскав дозорами по Соболицкому берегу вдоль Узмени, татары и новгородцы отыскали приметную колею — отчетливую, глубоко впечатавшуюся в снег. Не похоже было, чтобы здесь проезжали сани или телеги, а вот на следы автомобильных и мотоциклетных шин — очень даже смахивает. И следы эти должны указать кратчайший путь к Дерпту.

Сели на хвост фон Берберговой колонне они сразу. Помчали… Танк — впереди. За ним по умятому протекторами и гусеницами снегу едва поспевала конница. Всадники не жалели плетей и шпор, чуть ли не на ходу меняли загнанных лошадей на свежих. Но все равно время от времени экипажу «рыси» приходилось поджидать кавалерию.

Оглушенный лязгом и ревом, укачанный и растрясенный с непривычки, пан Освальд пользовался краткими остановками, чтобы добраться до люка, глотнуть воздуха и блевануть через борт. Крепенький китаец по-прежнему держался стойко. А Бурцев после каждой вынужденной остановки чуть не с кулаками набрасывался на пленного унтерштурмфюрера. И перепуганный эсэсовец вновь заставлял «рысь» шевелить гусеницами с рекордной для бронетанковой техники скоростью. В конце концов конная группа поддержки отстала всерьез и надолго. На равнину перед Дерптом немецкий танк вылетел в гордом одиночестве.

Сумерки уже сгустились. И над дерптским замком можно было разглядеть бледный лик луны. Полной луны, что открывает башням ариев дверь меж временами. До обратного цайтпрыжка оставалось… Сколько именно — думать об этом Бурцеву не хотелось.

Колея от автомобильных и мотоциклетных шин уходила за опущенный шлагбаум с массивными щитами-павезами, густо обмотанными «колючкой». Далее тянулась по огороженному забором, шипастой проволокой и минными полями пространству, в обход пустующей взлетно-посадочной полосы. Там, под одной из пулеметных вышек, и выстроилась как на параде вся авто-мотоколонна Фридриха фон Берберга.

Впереди — знаменитый «кюбельваген» — легковая рабочая лошадка Вермахта и войск СС, внедорожник, именуемый также «лоханкой» или «немецким верблюдом». Высокая подвеска, широкие, специально предназначенные для передвижения по бездорожью и сугробам шины, мягкий верх и запасное колесо на косом капоте. Позади — три «цундаппа» сопровождения. «Может быть, фон Берберг все еще в Дерите?» — мелькнула у Бурцева шальная мысль.

Возле шлагбаума танку отчаянно махал флажками эсэсовец в каске и шинели. Рядом с сигнальщиком стоял изумленный офицер. Еще несколько человек с отвисшими автоматами и челюстями замерли у караульной будки. От казармы к КПП тоже бежали солдаты. Бежали в открытую — не боясь, не таясь, не прячась, не пригибаясь. Оружие у этих болталось за спиной. Пускать в ход его, похоже, не собирались.

Над небольшим окопчиком за караулкой поднялся гранатометчик. Заряженный фаустпатрон сиротливо лежал на бруствере у его ног. Из другого окопа, обложенного мешками с землей, с любопытством выглядывал огнеметчик. Труба ранцевого фламменверфера направлена в небо. Замечательно! Немцы удивлены, немцы озадачены, но пока принимают экипаж, укрывшийся за броней с фашистским крестом, за своих. Что ж, пусть это заблуждение продлится подольше. Пусть им только дадут подобраться поближе.

К счастью, строители цайткомандовской базы не предвидели возможности танковой атаки в тринадцатом веке и не обезопасили подъезды к лагерю ни надолбами, ни ежами, ни противотанковыми минами. «Рысь» беспрепятственно приближалась к шлагбауму.

Бурцев прильнул к перископу, вцепился в пулемет, крикнул Майху:

— Чего хочет этот с флажками?..

— Приказывает остановиться.

Остановиться? А собственно, почему бы и нет? Подыграем фашикам.

— Ладно, притормози. И лезь в люк. Скажешь, что танк подбили… подбили красноармейцы отряда особого назначения, переброшенного в прошлое. Скажешь, весь экипаж погиб, но тебе удалось вывести машину из-под обстрела. Требуй немедленной встречи с фон Бербергом. Обещай сообщить ему важные сведения. Постарайся выяснить, где находится сейчас ваш штандартенфюрер. Только учти: попробуешь выскочить из танка или вякнешь лишнее — пристрелю, — Бурцев тряхнул «шмайсером» над ухом пленника.

Унтерштурмфюрер — бледный, напуганный — заглушил двигатель метрах в четырех-пяти от шлагбаума. Нормалек… Люди у караулки не попадали в непростреливаемую мертвую зону, а переговоры с ними вести уже можно. Отто протиснулся к люку. Откинул крышку. Высунул голову. Начал перекрикиваться с офицером.

Бурцев, Освальд и Сыма Цзян, затаив дыхание, слушали, как гитлеровцы обмениваются «хайля-ми». Добжиньский рыцарь осторожно извлекал из ножен клинок. С многолетней привычкой обнажать оружие при малейшей опасности поляк не смог совладать даже в танке. Ладно, хрен с ним, лишь бы не поранил никого мечом в этой теснотище да вел себя тихо…

«Шмайсер» Бурцева упирался в поясницу пленника. Нажать разок на курок — и позвоночник перебит. Майх все понимал и врал послушно, что приказано. К офицеру он обращался «хэр обер-штурмфюрер». Значит, у шлагбаума дежурит птица поважнее пленного танкиста-летехи. Обер-штурмфюрер — это уже что-то вроде старшего лейтенанта. Но вот насколько проницательным окажется эсэсовский старлей?

Открытый люк и дыра, прожженная в броне гранатой, позволяла слышать каждое слово, а Бурцев в достаточной мере владел немецким, чтобы уловить смысл беседы.

Хорошо: судя по разговору, Отто Майха здесь знали и помнили. И даже, кажется, верили его словам. Плохо: фон Берберг вместе с Ядвигой еще вчера отправились из дерптской платц-башни во Взгужевежу. Еще хуже: в «Башне-на-Холме» уже начинается подготовка к обратному цайтпрыжку, конечная цель которого — центральный хронобункер СС. И совсем уж хреново: Отто Майху приказывали ожидать на месте дальнейших распоряжений.

Глава 49

— Со Взгужевежей свяжутся по рации, — пообещал начальник караула. — А пока все важные сведения, которыми вы обладаете, можете сообщить коменданту Дерптской базы — ему сейчас доложат о вашем прибытии. Хэр штурмбанфюрер сам сделает все, что сочтет необходимым.

Бурцев мысленно чертыхнулся. Этот дерптский комендант — либо толковый командир, либо карьерист еще тот. Все информационные потоки штурмбанфюрер — то есть майор, по-нашему, — предпочитал пропускать через себя. Немецкая субординация, однако, и не летехе-танкисту ее нарушать.

— А… — заикнулся было Отто Майх.

— Остальное — не ваша забота, унтерштурмфюрер, — сурово оборвал его собеседник. — Хайль Гитлер!

Так это, что же, все? Разговор окончен?

— Хайль! — охрипшим голосом ответил танкист.

Автоматный ствол по-прежнему мозолил ему позвонки. Однако Бурцев уже не смотрел на пленника — он снова прильнул к перископу. Оберштурм-фюрер как раз отдавал приказ своему помощнику. Солдат у шлагбаума кивнул, сунул флажки за пояс, вбежал в караульную будку. Через небольшое окошко было видно, как он накручивает ручку полевого телефона. Хм, связисты цайткоманды, оказывается, успели даже телефонизировать позиции…

Отто, чувствуя железо между почек, застыл в напряжении. Пленный танкист молча ждал, гадая, от кого ему суждено принять смерть. Оберштурмфюрер снаружи тоже хранил молчание. Но не бездействовал.

Любоваться танком из-за шлагбаума ему, видимо, наскучило. Или заподозрил что? Начальник караула приказал чуть приподнять шлагбаум. Осторожно, стараясь не оцарапаться о шипы проволоки, протиснулся в приоткрывшуюся щель, вышел за территорию базы.

Взмах руки — и шлагбаум снова грузно лег на место. Шевельнулась «колючка» на павезах. Щель сомкнулась. Эсэсовец неторопливо подошел к «рыси», покачал головой, глядя на пробоину в башне. Достал из кармана фонарик. Шагнул еще ближе. Подсветил…

Бурцев встревожился. Какого, блин, задумал этот фашик?!

Поздно! Офицер вступил в мертвую зону — не подстрелишь! Да и уследить за ним не хватало уже перископного обзора. А эсэсовец топтался где-то совсем рядом.

— Чем это так вашу машину, унтерштурмфюрер? — послышалось возле самой башни.